Transcendental Magic: Its Doctrine and Ritual [Eliphas Levi, Arthur Edward Waite]

295

Отличное иллюстрированное издание, описывающее магию с теоретической стороны и рассказывающее про самые значимые ритуалы классической магии. Основные каноны, схемы и изображения здесь в хорошем качестве и хороши для применения.
Behind the veil of all the hieratic and mystical allegories of ancient doctrines, behind the shadows and the strange ordeas of all initiations, under the seal of all sacred writings, in the ruins of Nineveh or Thebes, on the crumbling stones of the old temples, and on the blackened visage of the Assyrian or Egyptian sphinx, in the monstrous or marvellous paintings which interpret to the faithful of India the inspired pages of the Vedas, in the strange emblems of our old books of alchemy, in the ceremonies at reception practised by all mysterious societies, traces are found of a doctrine which is everywhere the same, and everywhere carefully concealed. Occult philosophy seems to have been the nurse or god-mother of all intellectual forces, the key of all divine obscurities, and the absolute queen of society in those ages when it was reserved exclusively for the education of priests and of kings. It reigned in Persia with the magi, who at length perished, as perish all masters of the world, because they abused their power; it endowed India with the most wonderful traditions, and with an incredible wealth of poesy, grace, and terror in its emblems; it civilised Greece to the music of the lyre of Orpheus; it concealed the principles of all the sciences and of all human intellectual progress in the bold calculations of Pythagoras; fable abounded in its miracles, and history, attempting to appreciate this unknown power, became confused with fable; it shook or strengthened empires by its oracles, caused tyrants to tremble on their thrones, and governed all minds, either by curiosity or by fear. For this science, said the crowd, there is nothing impossible; it commands the elements, knows the language of the stars, and directs the planetary courses; when itspeaks, the moon falls blood-red from heaven; the dead rise in their graves and articulate ominous words as the night wind blows through their skulls. Mistress of love or of hate, the science can dispense paradise or hell at its pleasure to human hearts; it disposes of all forms, and distributes beauty or ugliness; with the rod of Circe it alternately changes men into brutes and animals into men; it even disposes of life or death, and can confer wealth on its adepts by the transmutation of metals and immortality by its quintessence or elixir compounded of gold and light. Such was magic from Zoroaster to Manes, from Orpheus to Apollonius of Tyana, when positive Christianity, at length victorious over the brilliant dreams and titanic aspirations of the Alexandrian school, dared to launch its anathemas publicly against this philosophy, and thus forced it to become more occult and mysterious than ever.
===========
За завесой всех иератических и мистических аллегорий древних учений, за тенями и странными ордеями всех посвящений, под печатью всех священных писаний, в руинах Ниневии или Фив, на осыпающихся камнях древних храмов, и на почерневшем лице ассирийского или египетского сфинкса, на чудовищных или чудесных картинах, которые интерпретируют верующим Индии вдохновенные страницы Вед, на странных эмблемах наших старых книг по алхимии, на церемониях приема, практикуемых Во всех таинственных обществах обнаруживаются следы доктрины, которая везде одна и та же и везде тщательно скрывается. Оккультная философия, по-видимому, была кормилицей или крестной матерью всех интеллектуальных сил, ключом ко всем божественным мракам и абсолютной царицей общества в те века, когда она предназначалась исключительно для образования священников и королей. Оно царствовало в Персии с волхвами, которые в конце концов погибли, как и все владыки мира, потому что злоупотребляли своей властью; она наделила Индию самыми замечательными традициями и невероятным богатством поэзии, изящества и ужаса в своих эмблемах; она цивилизовала Грецию под музыку лиры Орфея; в смелых расчетах Пифагора она скрыла принципы всех наук и всего человеческого интеллектуального прогресса; басня изобиловала своими чудесами, и история, пытаясь оценить эту неведомую силу, смешалась с басней; она сотрясала или укрепляла империи своими оракулами, заставляла тиранов дрожать на своих тронах и управляла всеми умами либо из любопытства, либо из страха. Для этой науки, говорила толпа, нет ничего невозможного; оно повелевает стихиями, знает язык звезд и направляет планетарные курсы; когда она говорит, луна кроваво-красная падает с неба; мертвые поднимаются в своих могилах и произносят зловещие слова, когда ночной ветер дует в их черепа. Владычица любви или ненависти, наука может по своему усмотрению раздавать рай или ад человеческим сердцам; он распоряжается всеми формами и распределяет красоту или безобразие; жезлом Цирцеи она попеременно превращает людей в животных и животных в людей; он даже распоряжается жизнью или смертью и может даровать богатство своим адептам путем превращения металлов и бессмертия своей квинтэссенцией или эликсиром, составленным из золота и света. Такова была магия от Зороастра до Манеса, от Орфея до Аполлония Тианского, когда положительное христианство, наконец, победив блестящие мечты и титанические устремления александрийской школы, осмелилось публично предать эту философию своей анафеме и таким образом заставило ее стать более оккультным и загадочным, чем когда-либо.
Английский